• Приглашаем посетить наш сайт
    Маяковский (mayakovskiy.lit-info.ru)
  • Шенталинский Виталий: Гамаюн - птица вещая

    ГАМАЮН - ПТИЦА ВЕЩАЯ

    2 февраля 1934 года к поэту Николаю Клюеву, жившему в крохотной квартирке в полуподвале дома № 12 по Гранатному переулку, нагрянуло ОГПУ. Оперуполномоченный Н. X. Шиваров прихватил с собой дворника дома К. И. Сычева - как сказано в ордере на арест, «все должностные лица и граждане обязаны оказывать сотруднику, на имя которого выписан ордер, полное содействие». Подписал ордер заместитель председателя ОГПУ Яков Агранов.

    После обыска Клюева вместе с изъятыми у него рукописями отвезли во внутренний изолятор ОГПУ, на Лубянку. Там ему дали заполнить анкету.

    Год и место рождения: 18841, Северный край.

    Род занятий: писатель.

    Профессия: писатель, поэт.

    Имущественное положение: нет (вписано рукой оперуполномоченного).

    Социальное положение: писатель.

    Социальное происхождение: крестьянин.

    Национальность и гражданство: великоросс («русский» - поправляет оперуполномоченный).

    Партийная принадлежность: беспартийный.

    Образование: грамотен («самоучка» - вписывает оперуполномоченный).

    Состоял ли под судом: судился как политический при царском режиме.

    Состав семьи: холост.

    1. По другим источникам год рождения Н. Клюева 1887 (Ред).

    Через шесть дней, 8 февраля, арестованному было предъявлено постановление.

    «Я, оперуполномоченный 4-го отделения секретно-политического отдела ОГПУ Шиваров, рассмотрев следственный материал по делу № 3444 и принимая во внимание, что гражданин Клюев достаточно изобличен в том, что активно вел антисоветскую агитацию путем распространения своих контрреволюционных литературных произведений, постановляю:

    Клюева привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-10 УК РСФСР. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей».

    Арестованный «достаточно изобличен» еще до начала следствия. Во-первых, есть указание Ягоды, да и для кого в Москве секрет - кто такой Клюев! Сами братья-писатели заклеймили его как «отца кулацкой литературы», изгнали из своих рядов, ни одна редакция его не печатает. Кормится он, читая стихи на чужих застольях, говорят, и милостыню на церковной паперти просит...

    Все так и было: и нищета, и открытая враждебность официальных кругов, и травля в печати. И предрешенность дальнейших событий. Цепочка злого навета дошла до самого верха: по свидетельству тогдашнего ответственного редактора «Известий» И. Гронского, арест санкционировал сам Сталин.

    15 февраля состоялся решающий допрос. В протоколе содержатся важные данные, касающиеся родословной поэта:

    «Уроженец Новгородской губернии, Кирилловского уезда, Введенской волости, деревни Мокеево...2

    В 1906 году был приговорен к шестимесячному тюремному заключению за принадлежность к «Крестьянскому союзу», в 1924 году в г. Вытегре арестовывался, но был освобожден (без предъявления обвинения).

    Семейное положение: брат Петр Клюев, 53 года, рабочий, живет в Ленинграде; сестра Клавдия Расщеперина, 55 лет, живет в Ленинграде.

    Имущественное положение: жил всегда личным трудом.

    Образовательный ценз: двухклассное уездное училище.

    Служба у белых: не служил».

    2. Н. Клюев, как и его отец, был приписан к этому месту, родился поэт в деревне Коштуги Вытегорского уезда Олонецкой губернии

    Протокол допроса содержит отрывки из неизвестных до сих пор стихов поэта. Надо только иметь в виду, что, хотя внизу каждой страницы есть подпись Клюева: «Записано с моих слов верно и мною прочитано» - все же составил протокол, направляя его по-своему, оперуполномоченный. Вряд ли, например, Клюев мог назвать свои взгляды реакционными.

    Вопрос: Каковы ваши взгляды на советскую действительность и ваше отношение к политике Коммунистической партии и Советской власти?

    Ответ: Мои взгляды на советскую действительность и мое отношение к политике Коммунистической партии и Советской власти определяются моими реакционными религиозно-философскими воззрениями.

    Происходя из старинного старообрядческого рода, идущего по линии матери от протопопа Аввакума, я воспитан на древнерусской культуре Корсуня, Киева и Новгорода и впитал в себя любовь к древней, допетровской Руси, певцом которой я являюсь.

    Осуществляемое при диктатуре пролетариата строительство социализма в СССР окончательно разрушило мою мечту о Древней Руси. Отсюда мое враждебное отношение к политике компартии и Советской власти, направленной к социалистическому переустройству страны. Практические мероприятия, осуществляющие эту политику, я рассматриваю как насилие государства над народом, истекающим кровью и огненной болью.

    Вопрос: Какое выражение находят ваши взгляды в вашей литературной деятельности?

    Ответ: Мои взгляды нашли исчерпывающее выражение в моем творчестве. Конкретизировать этот ответ могу следующими разъяснениями. Мой взгляд, что Октябрьская революция повергла страну в пучину страданий и бедствий и сделала ее самой несчастной в мире, я выразил в стихотворении «Если демоны чумы, проказы и холеры...», в котором я говорю:

    Год восемнадцатый
    на родину-невесту,
    На брачный горностай,
    сидонский опалы
    Низринул ливень язв и
    сукровиц обвалы,

    повыщербил топор
    О дебри из костей и
    о могильный бор,
    Несчитанный, никем
    не проходимый...

    А дальше:

    Чернигов с Курском
    Бык из стали
    Вас забодал в чуму и оспу,
    И не сиренью - кисти
    в роспуск, -
    А лунным черепом в окно
    Глядится ночь давным-давно. 

    И там же:

    Вы умерли; святые грады,
    Без фимиама и лампады
    До нестареющих пролетий.
    Плачь, русcкая земля, на свете
    Несчастней нет твоих сынов.
    И адамантовый засов
    У врат лечебницы небесной

    безвестный...

    Я считаю, что политика индустриализации разрушает основу и красоту русской народной жизни, причем это разрушение сопровождается страданиями и гибелью миллионов русских людей. Это я выразил в своей «Песне Гамаюна», в которой говорю, что

    И в светлой Саровской пустыне
    Скрипят подземные рули!

    И дальше:

    Нам вести душу обожгли,
    Что больше нет родной земли,
    Что зыбь Арала в мертвой тине,
    Замолк Грицько на Украине,
    И Север - лебедь ледяной -
    Истек бездомною волной,
    Оповещая корабли,
    Что больше нет родной земли.

    Более отчетливо и конкретно я выразил эту мысль в стихотворении о Беломорско-Балтийском канале, в котором я говорю:

    То Беломорский смерть-канал,
    Его Акимушка копал,
    С Ветлуги Пров да тетка Фекла.
    Великороссия промокла
    Под красным ливнем до костей
    И слезы скрыла от людей,
    От глаз чужих в глухие топи...

    Россия! Лучше б в курной саже
    .........................
    Чем крови шлюз и вошьи гати
    От Арарата до Поморья.

    Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая Коммунистической партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение. Такое восприятие выражено в стихотворении, в котором я говорю:

    Скрипит иудина осина
    И плещет вороном зобатым,
    Доволен лакомством богатым,
    О ржавый череп чистя нос,
    Он трубит в темь: колхоз,
    колхоз!
    И подвязав воловий хвост,
    На верезг мерзостной свирели
    Повылез черт из адской щели, -
    Он весь мозоль, парха и гной,
    В багровом саване, змеей
    По смрадным бедрам опоясан...

    Мой взгляд на коллективизацию, как на процесс, разрушающий русскую деревню и гибельный для русского народа, я выразил в своей поэме «Погорельщина», в которой картины людоедства я заканчиваю следующими стихами:

    Так погибал Великий Сиг,
    Заставкою из древних книг,
    Где Стратилатом на коне,

    Летит по граду, чьи врата
    Под знаком чаши и креста.

    Вопрос: Кому вы читали и кому давали на прочтение цитируемые здесь ваши произведения?

    Ответ: Поэму «Погорельщина» я читал главным образом литераторам, артистам, художникам. Обычно это бывало на квартирах моих знакомых, в кругу приглашенных ими гостей. Так, читал я «Погорельщину» у Софьи Андреевны Толстой, у писателя Сергея Клычкова, у писателя Всеволода Иванова, у писательницы Елены Тагер, группе писателей, отдыхавших в Сочи, у художника Нестерова и в некоторых других местах, которые сейчас вспомнить не могу.

    Остальные процитированные здесь стихи незаконченные. В процессе работы над ними я зачитывал отдельные места - в том числе и стихи о Беломорском канале - проживающему со мной в одной комнате поэту Пулину. Некоторые незаконченные мои стихи взял у меня в мое отсутствие поэт Павел Васильев. Полагаю, что «Песня Гамаюна» была в их числе».

    Еще через пять дней, 20 февраля, обвинительное заключение было готово. Клюев обвинялся в преступлениях, предусмотренных статьей 58-10, «в составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений. В предъявленном ему обвинении сознался...»

    Полагая, что приведенные Клюевым показания, виновным его подтверждают, Шиваров постановил: «Считать следствие по делу законченным и передать его на рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОГПУ». «Согласен», - наложил резолюцию помощник начальника СПО ОГПУ Горб. «Утверждаю» - начальник СПО ОГПУ Г. Молчанов.

    На заседании Коллегии ОГПУ 5 марта Клюев шел по счету восемнадцатым.

    «Постановили: ... заключить в иcправтрудлагерь сроком на 5 лет с заменой высылкой в г. Колпашев (Западная Сибирь) на тот же срок. Дело сдать в архив».

    17 ноября 1934 года: «Постановили: Клюеву... разрешить отбывать оставшийся срок наказания в г. Томске».

    Уже из ссылки Клюев пишет ближайшему другу Сергею Клычкову: «Я сгорел на своей «Погорельщине», как некогда сгорел мой прадед протопоп Аввакум на костре пустозерском. Кровь моя волей или неволей связует две эпохи: озаренную смолистыми кострами и запалами самосожжений эпоху царя Федора Алексеевича и нашу, такую юную и потому многого не знающую. Я сослан в Нарым, в поселок Колпашев на верную и мучительную смерть... Четыре месяца тюрьмы и этапов, только по отрывному календарю скоро проходящих и легких, обглодали меня до костей... Вспомни обо мне в этот час - о несчастном, бездомном старике поэте... Небо в лохмотьях, косые, налетающие с тысячеверстных болот дожди, немолчный ветер - это зовется здесь летом, затем свирепая пятидесятиградусная зима, а я голый, даже без шапки, в чужих штанах, потому что все мое выкрали в общей камере шалманы. Подумай, родной, как помочь моей музе, которой зверски выколоты провидящие очи?! Куда идти? Что делать?.. Бормочу с тобой, как со своим сердцем. Больше некому... Прощайте, простите! Ближние и дальние. Мерзлый нарымский торфяник, куда стащат безгробное тело мое, должен умирить и врагов моих, ибо живому человеческому существу большей боли и поругания нельзя ни убавить, ни прибавить. Прости! Целую тебя горячо в сердце твое...»

    Один из лучших поэтов России брошен в далекую ссылку - в нищету, бездомность, одиночество, унижение - помирать. А в это время в Москве с большой помпой проходит Первый съезд советских писателей. И мало кто из делегатов вспоминает о Клюеве, все они на этом торжестве приветствуют светлое настоящее и еще более светлое будущее, в котором многие из них скоро пойдут вслед за Клюевым той же скорбной дорогой на эшафот.

    Дальнейшая судьба Николая Клюева долгое время была окутана легендами и домыслами, и лишь недавно стали известны ее подробности.

    «тройки», как указано в документах, «22-25(?) октября 1937 года». Где он похоронен, неизвестно.

    Реабилитирован Клюев полностью только в 1988 году.

    К следственному делу Клюева как улика, как вещественное доказательство преступления приложены стихи. Оформлены они так: «Разруха». Цикл неопубликованных стихов. (Приложение к протоколу допроса от 15 февраля 1934 г.)».

    Несколько слов об этих стихах.

    Поэзия Клюева трудна для восприятия: нашa беда, что родной язык нынче обеднел так же, как наша природа, и мы не только не владеем прежним богатством, но и позабыли его. Стих Клюева труден нам по причине его редкостного многозвучия, многоцветия, многомыслия, - будто вырыли из земли кованый сундук, распахнули - а там груда сокровищ, известных лишь по сказкам.

    «Аввакумом XX века», «вестником Китеж-града» называли Клюева. Но все эти характеристики обращены в прошлое, а из найденных стихов встает поэт жгучесовременный и необходимый нам сегодня, более того, поэт, которого нам еще предстоит услышать и понять. Вопреки всем своим хулителям, клеветникам и могильщикам он оказался не позади, а впереди времени.

    Слово Николая Клюева не только плач по уходящей России, но и грозное предсказание. Рисуя, как на иконах, огненными мазками свой Апокалипсис, картины ада, проклиная от имени гибнущего крестьянства Сталина-антихриста, он в то же время будто смотрит в сегодняшний день, даже оторопь берет: тут и «зыбь Арала в мертвой тине», и «Волга синяя мелеет», и даже черные вести несущий «скакун из Карабаха»...

    русский мифотворец.

    Поэт, когда-то искренне воспевший Революцию и Ленина, - такого Клюева мы знали. Поэт, который проклял Революцию, когда ее знамя захватили бесы, - такого Клюева мы узнаем сегодня. Но и это не весь Клюев.

    Он слышал «звон березовой почки, когда она просыпается от зимнего сна», «скрип подземных рулей». Он страстно хотел найти путь в «Белую Индию», рай на земле... Утопия это или высшая правда?

    и укреплению духа.

    Завещанием звучит сегодня слово поэта: «Не железом, а красотой купится русская радость».

    Виталий Шенталинский

    Раздел сайта: