Отрок
Отрок – частый образ лирики Клюева. «Есть в отроках хмель винограда, / Брак солнца с над губным пушком», пишет Клюев; его суженый – «отрок Востока», а «У русского мальца на губе / Китайское солнце горит» («Осенние сумерки – шуба...», 1916или 1918). О перевозчике Луке сказано: «Молод я и телом зноен, / Бел, как пена на реке» («Темной ночью сердцу больно...», 1907). «Отрочьи губы» и «юноши пятка» ценнее для лирического героя, чем новая, заводская Россия («Братья, мы забыли подснежник...», 1919). Эрос в лирике Клюева имеет свой запах; юноша, например, источает запахи имбиря и мяты («Запах имбиря и мяты...», 1921). В невероятных сюжетах переданы эротическая привлекательность отрока и желания лирического героя. Например, в одном из стихотворений «Спаса» лирический герой представал льном, из которого сошьют порты «мальцу Ерёме»:
Будет малец Ерёма,
– истома
После – сладкий горох.
Волосок подколенный,
До одежды нетленной
(«Вышел лен из мочища...»,
В юношах Клюев примечал пригожесть. Он писал В. С. Миролюбову о том, что молодой новокрестьянский поэт А. Ширяевец «молоденький и собой пригожий» [Письмо от ноября-декабря 1914 г. Переписка Н. Клюева с А. Ширяевцем: DeVisu. 1993.№З. С. 12]. Он поэтизировал портретные черты отроков. Например, зубы сравниваются с берестой («Погорельщина»). Е. И. Маркова обратила внимание на приоритетность такого портретного элемента, как кудри молодого человека, что справедливо соотносится ею с фольклорной традицией и ассоциируется с силой, здоровьем. [Маркова Е. И. Творчество Николая Клюева в контексте севернорусского словесного искусства. Петрозаводск, 1997. С. 187.] В портретах отроков проявилась и поэтика «Песни Песней». Это и обращение к избраннику «возлюбленный», и уподобление чувств меду («Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста», 4: 11); сравнения избранников с лосенком, касаткой, ласточкой в лирике Клюева соотносимы с библейскими образами вроде «Друг мой похож на серну или молодого оленя» (2: 9) или с использованным Есениным в «Ключах Марии» тропом «Волосы твои – как стадо коз, сходящих с Галаада» (6: 6). Поэт видел в избраннике и брата, и жениха, но и в «Песни Песней» Соломон обращался к возлюбленной: «Пленилаты сердце мое, сестра моя, невеста!» (4: 9).
В Первом послании апостола Петра среди похотей указано мужеложество, однако там же сказано: Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов» (4: 8). Покрывает, может искупить... Это же слово – в Первом соборном послании апостола Павла к Коринфянам: любовь «все покрывает» (13: 7). Похоже, Клюев, поэтизируя любовь, придавая эросу силу духовного братства, превозмогая ту самую эротику, о которой обмолвился Ходасевич, стремился к спасению души, к прощению греха. Вообще в его отношениях с людьми первостепенным было состояние души. Например, его интересует мнение М. Кузмина о сборнике «Сосен перезвон», он кланялся ему «низко», а также кланялся и Юркуну – «юноше, который при нем» [Письмо Н. Клюева к Я. Л. Израилевичу. декабрь 1913г. – январь 1914г. Письма Николая Клюева разных лет //Николай Клюев. Исследования и материалы. С. 210.] и которому Клюев позже подарил автограф своего стихотворения «На темном ельнике стволы берез...», надписав:
«С просьбой вспоминать меня кой-когда оставляю это стихот<ворение> Юрию Юркуну – юноше, для которого есть место в красном углу души моей, – мед стоялый и слово рублевое. Н. Клюев. Июнь – 1916 г.» [РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Ед. хр. 604. Цит. по комментариям С. И. Субботина к «Письмам Николая Клюева разных лет». Опубликовано Г. Маквеем: The Slavonic and East European Review. 1985. Vol. 63. P. 564 - 565]
«Noctes Petropolitanae», земная любовь подводит к Божественной тайне, к триипостасному единству Божества. Он избранников своих ваял, а потом предъявлял к ним ангельский счет, они должны были соответствовать его идеалу, потому и ирония П. Васильева о земных слабостях очередного ангела была невыносима: «<...> вот, мол, твой ангел-то! Был пьянее всех и ночевал – где? не скажу <...> [Клюев H. Письма к А. Яр-Кравченко. С. 272.].
В интимных отношениях, полагал Клюев, «небесное клубится над дольним, земным [Письмо Н. Клюева А Яр-Кравченко от 13.05.33. Там же. С. 280.]. Он писал о незначимости пола в любви. Яр-Кравченко он высказал свои мысли о единстве пола и духа, о синтезе эроса и творчества, об эстетической рафинированности интимных чувств: «Неотразимым доказательством того, что ангельская сторона твоего существа всегда заслоняла пол, – являются мои стихи, – пролитые к ногам твоим. Оглянись на них – много ли там пола? <... > Только женское коварство как раз и черпает из мутных волн голого пола и свинской патологии противоположное и обратное понимание [Письмо Н. Клюева А. Яр-Кравченко от 13.05.33. Там же. С. 281.].
колорит. На вечере у Е. Замятина он удивил прозаика Г. Гребенщикова: «Монолитный старовер Клюев <...> Его моржовые усы полузакрывали широко открытый рот, он закрывал глаза, и голос его чеканил удивительный узор из образов и слов северного эпоса. Это был баян, сказитель, слепой калика перехожий» [Г. Гребенщиков. Сережа Есенин // Русское зарубежье о Есенине. Воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи. В 2 томах. Т. 1. Вступ. ст., сост. и коммент. Н. И. Шубниковой-Гусевой. М., 1993. T. I. С. 99.]. В воспоминаниях М. Нестерова переданы впечатления от выступления Клюева во время войны на Ордынке на вечере у великой княгини: «Все, что сказывал Клюев, соответствовало времени, тогдашним настроениям, говорилось им умело, с большой выразительностью» [Нестеров М. В. Воспоминания. М., 1985. С. 336.]. По-видимому, и избранников Клюев впечатлял артистизмом, интеллектом, осознанием своей нездешности. В «Песни о великой матери» указано: Есенин звал Клюева учителем светлым. Выше, отмечая некоторый нарциссизм поэта, мы обмолвились: Фрейд видел в нарциссизме природу гомосексуального влечения. Также он полагал, что гомосексуалисты «<...> видят сексуальный объект в самих себе; они исходят из нарциссической установки и ищут похожих на себя молодых людей, которых они могли бы любить так же, как мать любила их» [Freud S. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie. Цит. по: Лапланш Ж., Понталис Ж. -Б. Словарь по психоанализу. Пер. с франц. Н. С. Автономовой. М., 1996. С. 244.]. В своих избранниках Клюев предпочитал видеть свое ago, но его нарциссизм не суть эгоцентризм, он обогащен и материнским началом, комплексом заботы, наставничества, потребностью помолиться, подобно лирическому герою лермонтовской «Молитвы», не о своем спасении, а о молодости светлой и мире упования для дорогого человека.