На божнице табаку осьмина...
На божнице табаку осьмина
И раскосый вылущенный Спас,
Не поет кудесница-лучина
Про мужицкий сладостный Шираз.
Древо песни бурею разбито,
Не Триодь, а Каутский в углу.
За окном расхлябанное сито
Сеет копоть, изморозь и мглу.
Пучит печь свои печурки-бельма:
«Я ослепла, как скорбящий дед…»
Грезит парень стачкой и Палермо,
Президентом, гарком кастяньет…
Сказка — чушь, а тайна — коршун серый,
Что когтит, как перепела, ум.
Облетел цветок купальской веры
В слезный рай, в озимый древний шум!
Кто-то черный, с пастью яро-львиной
Встал на страже полдней и ночей.
Загляделся в хляби дум-морей.
Смертны волны львиного поморья,
Но в когтисто-жадной глубине
Серебрится чайкой тень Егорья
«Страстотерпец, вызволь цветик маков!
Китеж-град ужалил лютый гад…»
За пургой же Глинка и Корсаков
«Расцветай мой сад!»…