Поле усеянное костями...
Поле усеянное костями,
Черепами с беззубою зевотой,
И над ним, гремящий маховиками,
Безыменный и безликий кто-то.
Кружусь вороном над страшным полем,
Узнаю чужих и милых скелеты,
И в железных тучах демонов с дрекольем,
Провожающих в тартар серные кареты.
Вот шестерня битюгов крылатых,
Запряженных в кузов, где Есенина поэмы.
Господи, ужели и в рязанских хатах
Променяли на манишку ржаные эдемы!
И нет Ярославны поплакать зигзицей,
Прекрасной Евпраксии низринуться с чадом…
Я — ворон, кружусь над великой гробницей,
Где челюсть осла с Менделеевым рядом.
Мой грай почитают за песни народа, —
Он был в миллионах годин и столетий…
На камне могильном старуха-свобода
Из саванов вяжет кромешные сети.
Над мертвою степью безликое что-то
Родило безумие, тьму, пустоту…
Глядь, в черепе утлом осиные соты,
Светила слезятся запястьем перловым,
Ручей норовит облобзаться с лозой,
Под новою твердью, над красной землей.