Из прошлого советской печати
<...> Пагубное влияние оказывал на Есенина Клюев – талантливый поэт, но кулак и лицемер до последнего ногтя. Ничто, по-моему, не может лучше охарактеризовать клюевское ханжество, которое Есенин, к сожалению, не умел распознать, чем один, совсем незначительный, ну, прямо-таки ничтожный бытовой эпизод в кафе «Стойло Пегаса».
«Стойло Пегаса» (помещалось на улице Горького – Тверской) было чем-то вроде клуба, даже с дежурными поэтами. И попали мы – я и Сергей Городецкий – в это «стойло» в одно из дежурств Есенина. Он расхаживал по кафе с салфеткой под мышкой, в черном смокинге, с бантиком, а мы с Городецким присели к столику, за которым уже сидел Клюев.
Есенин нам подал вина – я и марку запомнил: «Напареули». Клюев, отмахнувшись от бутылки, как от нечистой силы, разгладил в обе стороны свои стриженные в скобку волосы и елейным голосом, от которого, кажется, так и разило лампадным маслом, сказал: «А мне, Сереженька, чайку, чайку парочку». У Клюева как-то выходило: не «чайку», а «чайкю».
Но вот Есенина куда-то позвали, а мы с Городецким на мгновение отвернулись, чтобы проследить за Есениным. И в эту самую минуту наш благочестивый кержак сумел быстро налить полный чайный стакан «Напареули», выпить его, налить второй и тоже выпить. И только к концу третьего стакана мы решили обернуться. Клюев мелко-мелко рассыпался смехом: «Осталось. Зачем выливать-то? Вот я и выпил. Кислое-кислое вино-то... И напрасно ты, Сережа, его пьешь...» <...>
<1958>
// Литовский О. Так и было: Очерки. Воспоминания. Встречи. – М., 1958