Николай Клюев и Павел Медведев: К истории диалога
Ангел простых человеческих дел
В книжных потемках лучом заалел.
Н. Клюев [1]
В пределе словотворчество и жизнетворчество
сливаются и растворяются друг в друге.
П. Медведев [2]
«Родимому Павлу Николаевичу Медведеву, целуя и благодаря...» – пишет Клюев на титульном листе своей книги «Сосен перезвон» [3].
Среди «литературных» дружб 20-х годов обращает на себя внимание эта, редкая по доверительности, насыщенности общения, совместной работе, многолетняя дружба поэта Н. А. Клюева с литературоведом и критиком П. Н. Медведевым.
Современникам были памятны их общие литературные вечера, где Медведев делал доклады о творчестве Клюева, а поэт читал свои стихи; участие обоих в собраниях бахтинского содружества...
К сожалению, проследить историю этой дружбы в ее последовательном течении и подробностях пока не представляется возможным, поскольку архивы обоих расстрелянных писателей были конфискованы НКВД. Но и то, что удалось сберечь из рукописей П. Н. Медведева, вместе с опубликованными материалами, дает представление о том, что диалог Медведева с Клюевым (как, в свою очередь, и с М. М. Бахтиным [4]) о сущности искусства – из числа полных, состоявшихся, но грубо оборванных временем.
Все пишущие о Клюеве обычно цитируют записанную Медведевым со слов поэта в 1922 г. краткую «Автобиографическую справку» [5]. Ее существенно дополняет другая запись, хранящаяся в семейном архиве П. Н. Медведева и сделанная им примерно в то же время:
«Свела нас З. Д. Бухарова [6], седое дитя, в августе 1922 г., на одном из посвященных Блоку заседаний Вольно-Филос<офской> Ассоциации [7]. Портрет, приложенный к «Песнослову» Госиздата, неверен: Кл<юев> совсем другой. «Семейный» портретик у меня (на крыльце) [8] – вот где он настоящий. Именно таким я его увидел: невысокого росту, довольно крупная голова, широкий овал лица, умный, крутой лоб, «медвежье солнце в зрачках» [9] – солнце и скорбь, волосы – русые, жидкие, в скобку, богомольные руки, здоровается – ладонь ковшиком, ситцевая русская рубашка – синяя с горошком, штаны в голенищах, смазные сапоги без скрипа, поверх – зипун и широкополая шляпа. Общий вид – благообразный, благолепный, тихий, скромный, прислушивающийся, в голосе – мягком, приятном, тенорового тембра заметный местный акцент.
Понравился. Говорит изнутри. Внутренним слухом силен. Умен, но, кажется, и хитер. Есть что-то от начётчиков.
В этот приезд из Вытегры много и часто встречались – у 3. Д. Бухаровой, у В. В. Шимановского [10], в «Полярной Звезде» [11] (22.8), у меня (24.8) – до самого отъезда 27 августа.
Дважды читал Кл<юев> «Мать-Субботу». Читает очень своеобразно, совершенно неповторимо и для стиля его музы – прекрасно. Читая, порою, плачет. У него вообще «слезный дар». Только слушая Кл<юева>, чувствуешь всю органичность его поэзии, глубину ее [12]. В интимной беседе говорит много, умно, ярко, откровенно.
Припоминаю кой-что:
– Весь в религиозных настроениях. Поразительный рассказ о раскаявшемся матросе. «И так всё – до дня, до сроку».
– Свою поэзию определяет: «Песенный Спас». Учился ей у Петра Леонтьева, который в «черной тюрьме» в Соловках [13] 18 лет просидел за церковь Михаила Архангела; 3,5 года Кл<юев> у него спасался. Любит слова – «мягкие, росные, внутренним сцеплением взятые, внутренним громом рожденные»... Нужно быть «верным Рублевскому письму» [14]...
– Песенная наследственность: дед – всю жизнь медведя водил и песни пел [15]; мать – знала 30 000 «гнезд» нар<одных> песен [16].
– Основные думы-боли: Россия, религия, революция. «Медного кита» больше не напишу [17]. Очень интересовался Живой церковью [18]. Говорил о ней...
– О современ<ных> поэтах: Клычкова хвалит и Тихонова [19], Пастернак [20] – «с ватерпасом в брюхе», Васька Князев [21] – дурак. Всё вспоминает о Есенине – заноза его. «Много слез за Сережу выплакал... Изменил он дому»...
– Привозил продавать – «на хлеб» кой-что из своего собрания старинных вещей (сервиз с беломорским жемчугом, кресты серебряные – Иосифовские [22] до Никона [23]) – «от дедов, святое – от великого горя взято».
– Очень просил написать книгу о нем: «Только Вы это и понимаете и нужные слова найдете...» Пресмешно рассказывал, как читал в Царском [24] у Иванова-Разумника свою поэму: «Все змии собрались»…
– Порою кажется, что Кл<юев> имитирует Христа. Неприятно. Это у него от хлыстовства, хоть теперь он с ним совершенно не связан.
– По смеху видно, что Кл<юев> хитрый...»
В конце этой записи следует медведевская ремарка: «см. письма», но клюевские письма, к несчастью, не сохранились.
С 1922 года общение Медведева с Клюевым становится постоянным...
Медведев публикует стихи Клюева в петроградском журнале «Записки Передвижного театра» [25], хлопочет об издании клюевских произведений. Следы этих хлопот – в ответе Медведеву Константина Федина на бланке московского издательства «Круг» 31 августа 1923 года:
«Уважаемый Павел Николаевич, сообщите, пожалуйста, Н. Клюеву, что при «Круге», в начале наступающего литературн<ого> сезона организуется автономная секция писателей, которые будут именоваться, вероятно, «крестьянскими». Секцию организует Серг<ей> Есенин, который имеет в виду пригласить Клюева войти членом в эту организацию. Я прошу со своей стороны Клюева войти в непосредственные или через «Круг» сношения с Есениным касательно издания у нас клюевского дополненного «Львиного хлеба» [26].
Это и будет мой обещанный Вам ответ по делу о Клюеве, предложение которого «Кругу» было очень приятно.
Привет. Конст. Федин» [27].
Особой главой клюевской биографии является его многолетняя связь с Передвижным театром П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской.
Чтобы понять причину этого взаимного влечения, надо вспомнить, чем был для современников Передвижной театр. «Этот театр представлял собой столь оригинальное (почти уникальное) явление в истории русской культуры, что нахожу нужным рассказать о нем подробнее, – пишет филолог и театровед, впоследствии известный правозащитник Анатолий Краснов-Левитин. – Как в нескольких словах определить этот театр. Пожалуй, наиболее точное определение будет «романтически-богоискательский». Он возник в 1906 году [28] в эпоху светлых надежд, великих начинаний, возникшего религиозного возрождения. У его колыбели стояли люди с очень необыкновенной судьбой...» [29] Основательницей театра была актриса и режиссер Надежда Федоровна Скарская, сестра Веры Федоровны Комиссаржевской. Вместе с супругом – поэтом, актером и режиссером Павлом Павловичем Гайдебуровым, они организовали «театр, состоящий из интеллигентных актеров, энтузиастов, который должен был быть храмом – никаких аплодисментов, никаких вызовов актеров, никаких выходов под занавес. Театр должен был ездить по всей стране, заглядывать в самые глухие уголки и всюду нести чистое, высокое искусство» [30].
«Свыше наших сил» по пьесе норвежца Бьернсона [31], не сходивший со сцены почти 20 лет, вплоть до закрытия театра, и ставший его символом. Спектакль утверждал, что «христианство есть непрерывное, непрекращающееся чудо» [32] – «Сыграть эту пьесу так, как она идет у передвижников, нельзя. Сыграть ее можно, пожалуй, даже лучше – и эффектнее, и патетичнее, и острее. Но духовной динамики, которой наполняют ее деятели (не актеры только) Передвижного театра, но преображения, чисто религиозного очищения, к которому приводит она в этом театре, никакой другой театр дать не может. Для другого это поистине «свыше сил», потому что для достойного выполнения такой задачи мало актеров и лицедеев, для нее нужен Человек» [33], – писал о спектакле П. Н. Медведев.
С годами театр всё более и более испытывал необходимость в собственном издании. В обращении <К читателям> первого номера журнала П. П. Гайдебуров писал: «... перерывы в непосредственном общении театра с его зрителями, и порой весьма продолжительные, неминуемы при передвижной форме театра, и поэтому мысль о записках, по которым наш зритель мог бы следить за нашей текущей работой, надеждами и достижениями, воспоминаниями и неудачами, за откликами нашими на те явления окружающей нас художественной жизни, которые кажутся нам близкими по духу и родными, – эта мысль родилась не только среди нас... но не однажды высказывалась и отдельными лицами из числа наших зрителей, разбросанных далеко друг от друга по широким просторам русской пустыни» [34]. Так со временем «Записки» стали регулярным литературно-критическим изданием, которое с 1922 года до закрытия их Политпросветом в 1924 году редактировал П. Н. Медведев [35].
Увлечение «передвижников» поэтом нашло отражение на страницах «Записок»: здесь можно встретить оповещение о состоянии» здоровья заболевшего в Вытегре Клюева, сообщение о выходе его книг, отклик П. Медведева на клюевский сборник «Ленин»: – «Клюев возрождает одический стиль, и в этом главный поэтический интерес его «Ленина» [36].
Среди воспоминаний Медведева сохранилось неизвестное стихотворение Клюева «Не ласкай своего Ильюшу...» [37], записанное со слов поэта 19 февраля 1924 года. Рукой Медведева приписка: «Никому не показывать»...
Это замечательное стихотворение выражало глубокие переживания и настроения поэта. В нем отчетливо звучит главная тема позднего Клюева, оно – как бы прелюдия к «Деревне» и «Погорельщине».
«Стих Н. Клюева.
<еский> 4-хстопн<ый> ямб. Поэзия времен года. «Русские георгики». Кл<юев> и Фет. I т. «Песнослова».
2. Длинный своеобразный стих. Религиозные поэмы. Связь с «духовным стихом». Части II т. «Песнослова».
3. Былинно-народный стих.
«Львиный хлеб». Антиклассичность этой манеры: неточный словарь, приблизительность мысли, слова-символы. Не стихи, а гимны. Стих<отворение> держится на силе потока слов, на энергии словесного движения. Всё это – не недостаток, а особый метод. «Словесн<ый> пляс».
Основная тема – религ<иозная> вражда.
Свершилась роковая кража –
Развенчана Мать-Красота [38].
Религия Кл<юева> – не христианство, а своеобразный мистический культ мира, Материнства [39].
– «подобие вселенной» [40], микрокосм.
Тело, как исходный пункт осмысления всего мира.
Шактизм [41] – «способность рождать тело».
У Кл<юева> – «Индия в красном углу» [42].
... Метафоричность стиля Н. К<люева>. Особый характер ее: м<ета-фо>ра у Н. К. не самозаконна и подчинена законам не только эстетического соответствия; она вытекает из особого строя мышления поэта, она – мифологема, образ становится мифом...
«избирательного сродства».
Мифология домашнего очага у Н. К. («Избяные песни», «Мать-Суббота»)».
Мифологическая образность у Клюева не только в стихах, она органическая черта его мышления, она пронизывает даже дарственную надпись, сделанную на титульном листе книги «Сосен перезвон» для П. Н. Медведева, – еще одно звено диалога между Клюевым и Медведевым о сущности жизни и искусства:
«Струфокамил-птица, яйце его велико зело и гладко, его же есть обычай церковником вешати во церкви под паникадилом поучения ради, а не красоты. Учат бо нас тем, да внегда мысленныя очи наши еже есть ум наш имеем простерт к преблагому Богу, понеже сия птица яйца своя полагает против себя и зрит на них, аше же око свое отведет, то яйца гниют и цыпляты не зачинаются, такожде и книга сия глаголемая Песнослов. Книга Альфа лист сќ о струфокамиле и о яйцах ея».
В двадцатые годы, особенно в первую их половину, писатели много и интенсивно общались: был живой интерес друг к другу, поиск своего места в современности, острая озабоченность судьбами культуры и Родины. Клюев посвятил Медведеву стихи «Россия плачет пожарами...»
«домами» [43] <...> Гостями П. Н. Медведева, помимо участников литературной группы «Содружество» [44], встречавшихся регулярно, помимо дружеского круга, который мы сегодня называем «кругом Бахтина», бывали Ф. Сологуб, Н. Клюев, А. Толстой, О. Форш, Вяч. Шишков, К. Вагинов и многие другие литераторы и ученые.
Типичную картину подобных встреч в гостеприимном доме поэта Валентина Кривича – сына Иннокентия Анненского – напоминает писатель Леонид Борисов: «Приходили и сидели до глубокой ночи, а иногда и до утра Мандельштам, начинающий прозаик Борис Лавренев, критик и литературовед П. Н. Медведев, живший неподалеку от Кривича В. Я. Шишков, из Павловска приезжал серьезный, подающий надежны прозаик Н. В. Баршев. Не редкость было видеть в этой компании А. Л. Волынского, Н. Клюева» [45].
Но «век-волкодав» всё неотвратимее вторгался в жизнь художественной интеллигенции, всё сильнее ее теснил.
«Конец октября 1924 года. Кл<юев> в б<ывшей> Максимилиановской лечебнице – операция ноги.
Разговор о разброде, об отсутствии общих принципов, «всяк молодец на свой образец», Вавилонское столпотворение.
– Так скажи же, кого слушать? Кто судья?
– Совесть.
– Да, совесть и тот серафим в душе, который точно знает меру и вес доброго».
– умереть.
Медведева, как вспоминает очевидец [46], телефонный звонок с вестью о гибели Есенина застал в Доме книги, в помещении Госиздата [47]. Оттуда они с Рождественским, потрясенные известием, ринулись в «Англетер». Вероятно, они оказались первыми прибывшим писателями, потому что им пришлось расписаться в милицейском протоколе, удостоверив личность покойного поэта.
«Я был в номере около 2 ч<асов> дня 28-го (Гост<иница>, Angleterre, №5)» – зафиксировано в записках Медведева.
«Как сейчас вижу это судорожно вытянувшееся тело. Волосы уже не льняные, не золотистые, а матовые, пепельно-серые, стоят дыбом. На лице нечеловеческая скорбь и ужас. Прожженный лоб делает его каким-то зловещим. Правая рука, та, на которой Есенин пытался вскрыть вены, поднята и неестественно изогнута. Голова свернута набок и вздернута. Как будто Есенин застыл, приготовляясь к мрачному, трагическому танцу. Вспоминалось – "Спляши, цыганка, жизнь мою"...» [48]
Так случилось, что весть о гибели Есенина Клюеву принес Медведев:
«От Сергея Е<сенина> я пошел к Клюеву. Сказал ему. Выслушал спокойно (наружно): «Этого и нужно было ждать». Замолкли.
Клюев поднялся, вынул из комода свечу, зажег у божницы и начал молиться за упокой души.
Сел. Не выдержал – заплакал. «Я говорил Сереженьке и писал к нему: брось эту жизнь. Собакой у порога твоего лягу. Ветру не дам на тебя дохнуть. Рабом твоим буду. Не поверил – зависть, мол, к литер<атурной> славе. Обещал 10 лет не брать пера в руки. Не поверил – обманываю. А слава вот к чему приводит»».
Книга «Сергей Есенин» появилась в начале 1927 года, Она состояла из клюевского «Плача о Сергее Есенине» и исследования П. Медведева «Пути и перепутья Сергея Есенина», достойно контрастировавшего с вышедшими 12 января 1927 г. в «Правде» «Злыми заметками» Н. Бухарина, в которых был «дан залп» по Есенину и «есенинщине».
«Плач о Сергее Есенине» Медведев охарактеризовал так: «Это – не поэма. Это – и не похоронная заплачка, дающая выход только чувству личной потери и скорби.
– именно плач, подобный плачам Иеремии, Даниила Заточника, Ярославны, князя Василька.
В нем личное переплетается с общественным, глубоко-интимное с общеисторическим, скорбь с размышлением, нежная любовь к Есенину со спокойной оценкой его жизненного дела, одним словом – лирика с эпосом, создавая сложную симфонию образов, эмоций и ритмов. <...>
На «Плаче» лежит печать огромного своеобразия и глубокой самобытности...» [49].
Выступая против примитивно-публицистического отношения к поэту и его творчеству, Медведев своей статьей создавал предпосылки научного подхода к есенинскому наследию.
как классовых врагов.
«Нет уж, дорогой! – язвил он Медведева. – Если вы за буржуазную общественность, за нэповскую историчность, за кулацкую оценку, то говорите прямо. Никакой симфонией образов, эмоций и ритмов не замажешь того, что это кулацкий плач, что это кулацкие эмоции, что это контрреволюционная симфония... Да! Так написать о Есенине мог только Клюев. Да! Так написать о Клюеве мог только П. Медведев» [50]. <...>
«Есенинщина, как писалось в «Литературной энциклопедии», оказалась оселком для нашей критики. Именно она помогла провести резкую грань между эклектиками, идеалистами, квазимарксистами, с одной стороны, и становящейся на ноги пролетарской критикой – с другой. <...> «Злые заметки» Бухарина, сборники об упадочничестве, несколько марксистских работ о творчестве Есенина и его социальных корнях разоблачили сущность этого явления» [51]...
Принято считать, что в книгу вошел полный текст «Плача». Этот текст и воспроизводится во всех дальнейших переизданиях.
Однако это не так.
«В рукописи «Плача», – сообщает в своих записях П. Н. Медведев, – имеются следующие строфы, не вошедшие в печатный текст. Это выброшенные цензурой строфы:
Мы забыли старые поверья, –
Что в плену у жаб и каракатиц
Сердце-лебедь [52] растеряет перья,
Что тебе из черной конопели
Мне же беломорские метели
Выткут саван – горькую обновку.
Мы свое отбаяли до срока,
Журавли, застигнутые вьюгой,
Снежный бор звенит своей кольчугой.
Последняя строфа, – пишет Медведев, – заняла место эпиграфа». Так ее удалось сохранить. Анонимность этого эпиграфа Медведев раскрыл в последних строках своей статьи «Пути и перепутья Сергея Есенина».
В начале января 1927 года, еще до выхода книги, в Ленинградской Союзе поэтов на одной из «пятниц» П. Медведевым был прочитан» доклад о творчестве Есенина и Клюева, а сам поэт читал Плач о Сергее Есенине» и «Деревню».
Медведев считал, что Есенин был и остается мастером малых лирических форм, что его попытки выйти в большие эпические формы, не свойственные его дарованию, не удались. Из воспоминаний Н. Я. Мандельштам известно, что подобного же взгляда на природу есенинского дарования придерживался Мандельштам [53].
[54].
Для «П. Н. Медведева – одного из первых исследователей русского символизма» (А. В. Лавров) [55] литература нового времени была интересна и представала не только в текстах, но и в лицах. Известны его встречи и беседы с Александром Блоком, Андреем Белым, Валерием Брюсовым, дружба с Федором Сологубом и Николаем Клюевым.
Создавая свой известный вузовский курс новейшей литературы, который в 1920/21 учебном году он впервые прочел в витебском педагогическом институте, Медведев уже тогда существенное место отводил творчеству Клюева, в котором, несмотря на символистскую преемственность, видел самостоятельную и самобытную фигуру, эволюция которой его глубоко интересовала.
Бахтин вспоминал, что в 1928 году на квартире Марии Вениаминовны Юдиной «был прочитан цикл лекций о современной поэзии (о Блоке, Иванове, Клюеве и других). Докладчиками были Пумпянский, Медведев и я», – писал он [56].
Через Клюева, вероятно, Медведев познакомился и с Есениным… Хорошо знакомый Медведеву по совместной работе и по кругу общения в Витебске [57] Марк Шагал словно бы выразил их общее мнение, вспоминая Блока и Есенина: «Вот Есенин, с его трогательной улыбкой... Случалось, кричал и он – но хмель его был от Бога, а не от вина! Слезы стояли у него на глазах, когда он бил кулаком себя в грудь... Поэзия его, может быть, и не столь совершенна, но разве после Блока в России – она не единственный крик одинокой души?» [58]
«Погорелыцина», законченная Клюевым в октябре 1928 года. «В последней, – писал о «Погорелыцине» П. Медведев, – Клюев воссоздает «плач о земле русской», крестьянское «Слово о полку Игореве»: вся страна охвачена новым потопом и только на вершинах гор остаются старые русские города – Новгород, Китеж, Углич, которые перекликаются между собой скорбными голосами утрат, гибели, смерти». «Погорелыцина», по словам П. Н. Медведева, «самое сильное произведение эпохи» [59].
В марте 1928 года вышел последний прижизненный сборник стихов Клюева «Изба и поле». В дарственной надписи П. Н. Медведеву есть такие исповедальные строки: «Изба и Поле как по духу, так и по наружной раскраске имеют много схожести с иконописью – целомудрие и чистота красок рождает в моем смирении такое сопоставление. В книге нет плоти как неизбежной пищи для могильного червя, но есть плоть серафическая, так как и сама смерть лишь тридневное успение. Изба и Поле – щит, выкованный ангелами из драгоценной руды молитвы за тварь стенающую. Им обороняется моя душа от беса-мещанина, царящего в воздухе. Блаженна страна, поля которой доселе прорастают цветами веры и сердца милующего. Тебе, дорогой друг, преподношу я такой цветок!» [60]
Эти слова могли бы стать эпиграфом ко всему позднему творчеству поэта – от «Плача о Сергее Есенине» до «Погорелыцины» и «Песни о великой матери».
Примечания:
Медведев Юрий Павлович (р. 1937) – литературный критик, журналист, историк культуры, засл. работник культуры России.
«Диалог. Карнавал. Хронотоп». 1998, №1. Для данного изд. текст статьи автором пересмотрен, уточнен и дополнен новыми материалами. В примечания внесен и авторский комментарий, что специально в каждом случае не оговаривается.
1 Из поэмы Клюева «Мать-Суббота».
2 Из статьи Медведева «Точки над i» // ЗПТ. 1922, №44. С. 2.
3 РНБ. Ф. 474. Ед. хр. 17. Л. I. Продолжение инскрипта на С. 113.
4 См.: Медведев Ю. П. Встреча, которая была «задана» // Бахтинские чтения – III. Материалы международной научной конференции. Витебск, 1988. С. 155-165.
<«Автобиография»>, которая вошла в кн.: Ежов И. С, Шамурин Е. И. Русская поэзия XX века. Антология русской лирики от символизма до наших дней. М., 1925. С. 575 (отр.), с пояснением: «Из автобиографической справки 1922 г., записанной со слов поэта П. Н. Медведевым». Полностью – в кн.: Современные рабоче-крестьянские поэты в образцах и автобиографиях с портретами / Сост. п. Я. Заволокин. Иваново-Вознесенск, 1925. С. 218. В датировку «Справки», видимо, вкралась опечатка «1922 г.», ибо в перечне книг Клюева, приведенных в «Справке», указан сб. «Ленин», вышедший в нояб. 1923 г.
6 Бухарова Зоя Дмитриевна (1876-1923) – поэтесса. Начала печататься с 1903 г. Кн.: Стихотворения. СПб., 1913 – близкая по поэтике к модернизму. Выступала и как критик под инициалами «3. Б.». В статье «Новые пути русского искусства» (Петроградские ведомости. 1915,11 июня) высоко оценила первые стихи Клюева из цикла «Избяные песни», опубликованные в «Ежемесячном журнале». 1915, №3.
7 Вольно-философская Ассоциация (Волъфила) – возникла в нояб. 1919 г. по инициативе группы философов, писателей, художников и деятелей культуры. В нее вошли Иванов-Разумник, А. Белый, А. Блок, Е. Г. Лундберг, В. Э. Мейерхольд, С. Д. Мстиславский, К. С. Петров-Водкин, Л. Шестов, Конст. Эрберг и др. В уставе «Вольфилы» говорилось, что она учреждена с целью «исследования и разработки в духе социализма и философии вопросов культурного творчества, а также с целью распространения в широких народных массах социалистического и философского углубленного отношения к этим вопросам» (Блок 7. С. 512). Отделения Вольфилы были открыты в Киеве, Чите, Воронеже и Берлине. В мае l924r. ее деятельность была прекращена (см. о ней: Белоус В. Г. Петроградская Вольная Философская Ассоциация (1919-1924) – антитоталитарный эксперимент в коммунистической стране. М., 1997). Поэт принимал участие в деятельности Вольфилы. 24 окт. 1920 г. здесь состоялся вечер Клюева. В авг. – начале 1922 г. он прочел еще не опубликованную поэму «Мать-Суббота» (см.: НК. С. 235, 246).
8 Имеется в виду стилизованный портрет Клюева на фронтисписе первой кн. «Песнослова», выполненный художником Б. Д. Григорьевым (1886-1939). «Семейный» же медведевский портрет не сохранился.
9 Измененная строка из поэмы Клюева «Четвертый Рим» (1921): «С медвежьим солнцем в зрачках...»
– актер, режиссер. Клюев посвятил ему ст-ние «Будет брачная ночь, совершение тайн...» (Между 1916 и 1918).
«Полярная звезда» – петроградское изд-во, где в 1922 г. вышли поэма Клюева «Мать-Суббота» и кн. «Памяти Блока». Сб. материалов; 2-е изд., 1930 (сост., предисл. и комм. П. Медведева).
12 См. беседу В. Д. Дувакина с М. М. Бахтиным. С. 92.
13 Соловки – Соловецкие о-ва, группа о-вов в Белом море. На Соловецком о-ве расположен ансамбль Соловецкого м-ря и на о-вах, принадлежащие ему скиты. Соловецкий м-рь являлся средоточением духовной и культурной жизни Русского Севера.
14 Для Клюева преп. Андрей Рублёв (ок. 1360-1370 – ок. 1430) – непревзойденный мастер иконописи Святой Руси. Память 4 (17) июля.
«Говаривал мой покойный тятенька, что его отец (а мой дед), – рассказывал Клюев, – медвежьей пляской сыт был. Водил он медведя по ярмонкам, на сопели играл, а косматый умняк шином ходил» (СД. С. 44). Шин – пляска, род кадрили.
16 Мать поэта Прасковья Дмитриевна «памятовала... несколько тысяч словесных гнезд стихами...» (СД. С. 30).
17 «Медный кит» (1918) – ст-ние Клюева.
18 Живая церковь – одна из групп обновленчества, активно поддерживаемая ЦК партии и ОГПУ. Деятельность ее фактически была направлена на раскол Православной церкви, однако верующие не приняли ее программы религиозно-церковного реформаторства, усмотрев в ней «порчу православия» и отказ от «веры отцов и дедов».
19 Тихонов Николай Семенович (1896-1979) – поэт, прозаик, переводчик, общественный деятель. Лучшим сб. стихов «Орда» и «Брага» – присущи романтическая острота сюжета, динамичность, гиперболичность наряду с простотой и лаконизмом.
– поэт, прозаик, переводчик. Кн. лирики «Сестра моя – жизнь» (1922), «Второе дыхание» (1932) и др. Роман «Доктор Живаго» (опубл. за рубежом, 1957; в СССР – 1988) – обнажены трагические коллизии революции и Гражданской войны. Нобелевская премия (1958).
21 Князев Василий Васильевич (1887-1937) – поэт-сатирик, собиратель фольклора. Выступал как критик («Ржаные апостолы. Клюев и клюевщина». П., 1924). Погиб в лагере.
22 Речь идет о патриархе Иосифе (1642-1652), почитателе сложившихся в Русской церкви традиций.
23 Никон (в миру Никита Минов; 1605-1681) – патриарх. Провел церковные реформы, вызвавшие раскол Церкви.
24 См. примеч. 8 к очерку Ходасевича.
«Стариком, в лохмотья одетым...» (1922, №37) и «Карельские зори раскосы и рябы...» (1923. №47).
26 «Львиный хлеб» – см. примеч. 59 к подборке «С. А. Есенин».
27 РНБ. Ф. 474. Альбом П. Н, Медведева, №2. Л. 30-31. Впервые публикуется полностью, сокращено в НК. С. 249.
28 Театр возник в 1905 г. См.: Театральная энциклопедия. М., 1965. Т. 4.
Стб. 308.
30 Там же. С. 44.
– норвежский писатель. Основоположник норвежской национальной драматургии и критического реализма. Нобелевская премия (1903).
32 Краснов-Левитин А. Лихие годы. С. 45.
33 Медведев П. Точки над i // ЗПТ. 1922, №44. С. 2.
35 В день выхода 50-го номера ЗПТ П. П. Гайдебуров писал: «Мастерская рука П. Н. Медведева, как редактора, является для нас ручательством, что эти страницы не послужат кабинетно-отвлеченным теоретизированием об истине и таким поискам истины, где новизна искания становится дороже самой истины, но будет содействовать пробуждению к жизни и в искусстве здорового, чуткого духовно-просветленного, нового человеческого сознания» (ЗПТ. 1923, №50. С. 2).
36 ЗПТ. 1923, №66. С. 8.
37 Впервые опубликовано в Вестнике. 1995, №171, а также в СЕ по автографу ИРЛИ (1922).
38 Неточно: из ст-ния Клюева «Теперь бы герань на окнах...» (1919): «Свершилась смертельная кража – Развенчана Мать-красота».
«великим мистическим поэтом, христианином» (см.: Филиппов Б. Николай Клюев // Клюев Н. Сочинения. [Мюнхен], 1969. Т. I. С. 48,164).
40 Из ст-ния Клюева «Где пахнет кумачом – там бабьи посиделки...» (1916).
41 Шактизм – от шакти (санскр.) – понятие в индийской религии, женское творчески-энергетическое начало.
42 Из ст-ния Клюева «Вылез тулуп из чулана...» (Между 1916 и 1918).
43 См. воспоминания Маркова. С. 126.
«Содружество» входили: Н. Баршев, И. Катков, М. Козаков Б. Лавренев, Д. Четвериков. А. Чапыгин, Н. Браун, М. Комиссарова, Вс. Рождественский, М. Фроман, И. Оксенов, П. Медведев (см.: Саянов В. Современные литературные группировки. JI. -M., 1931, С. 141).
45 Борисов Л. Родители, наставники, поэты... Книга в моей жизни. М., 1967. С. 85.
46 Речь идет о воспоминаниях Вс. Рождественского «Сергей Есенин», написанных много лет спустя после трагических событий, где неточно описывается весть о гибели поэта (см.: Есенин, 2. С. 125).
47 Более объективную картину Рождественский воспроизводит в письме к В. А. Мануйлову от 28 дек. 1925 г. (см.: Сергей Есенин в стихах и жизни: Письма. Документы. М., 1995. С. 369).
48 Из статьи Медведева «Пути и перепутья Сергея Есенина» // Клюев Н., Медведев П. Н. Сергей Есенин. Л., 1927. С. 85.
50 Безыменский А. О чем они плачут? // Комсомольская правда. 1927, 5 апр.
51 Литературная энциклопедия. М., 1930. Т. 4. С. 91-92.
«Чайка-сердце».
53 Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1990. С. 317.
1998, №2. С. 46).
55 См. предисловие А. В. Лаврова к его публикации писем А. Белого к П. Н. Медведеву // Взгляд: Критика. Полемика. Публикации. М., 1988. С. 430).
56 См.: Конкин С. С., Конкина Л. С. Михаил Бахтин. Страницы жизни и творчества. Саранск, 1993. С. 183.
57 См.: Шатских А. С. Витебск. Жизнь искусства. 1917-1922. М., 2001.
58 Шагал М. Ангел над крышами: Стихи. Проза. Статьи. Выступления. Письма. М., 1989. С. 112.
«гранитных зрачках Петербурга» // Рог Борея. СПб., 2003. Вып. XVIII. С. 117.
60 Цит. по кн.: Азадовский К. Жизнь Николая Клюева. Документальное повествование. СПб., 2002. С. 245.