• Приглашаем посетить наш сайт
    Булгаков (bulgakov.lit-info.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "MAN"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P R S T U V X Y Z
    Поиск  
    1. Липкин С.: Из книги "Квадрига"
    Входимость: 2. Размер: 15кб.
    2. Азадовский К.М.: Жизнь Николая Клюева. Глава 9. Москва – Нарым
    Входимость: 2. Размер: 68кб.
    3. Полякова С. В.: О внешнем и внутреннем портрете в поэзии Клюева
    Входимость: 1. Размер: 24кб.
    4. Солнцева Н. М.: Странный Эрос. 2. Избранники. Медведь
    Входимость: 1. Размер: 11кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. Липкин С.: Из книги "Квадрига"
    Входимость: 2. Размер: 15кб.
    Часть текста: Клюева: Я надену черную рубаху  И вовслед за мутным фонарем  По камням двора пойду на плаху  С безразлично-ласковым лицом [6]. – Семеночка, вы понимаете, что только большой поэт мог сказать: «С безразлично-ласковым лицом»? Или также гениальная строка: Ангел простых человеческих дел [7]... Свое упоение Багрицкий передал и мне, – так случилось не в первый раз. Мог ли я предвидеть, что познакомлюсь с Клюевым, буду ему читать свои стихи? Это событие (я не оговорился – событие) произошло в 1931-м или 1932-м году. Осип Эмильевич Мандельштам мне сказал, что в Москву из Ленинграда приехал Клюев, снял комнату недалеко от Дома Герцена, где жили тогда Мандельштам и Клычков, что Клычков хочет представить Клюеву Павла Васильева [8], а он, Осип Эмильевич, приведет к Клычкову меня. <...> Когда мы, пересекши двор, пришли к Клычкову, я понял, по устным описаниям, что Клюев у него: в передней висела на вешалке серая поддёвка, вроде армяка, и такая же серая, с отворотами талии щапка, впоследствии в своем каракулевом виде ставшая модной и названная московскими остряками «Иван Гуревич». Двери нам открыла жена Клычкова, молодая (явно моложе мужа), красивая черноволосой монашеской красотой. В светлой, залитой закатным солнцем комнате сидели за столом Павел Васильев, напротив – Клюев в вышитой холщовой...
    2. Азадовский К.М.: Жизнь Николая Клюева. Глава 9. Москва – Нарым
    Входимость: 2. Размер: 68кб.
    Часть текста: года, не могли не сказаться и на положении дел в советской литературе, особенно в «крестьянской». До 1928 года «крестьянская» литература группировалась главным образом вокруг Всероссийского Союза (позднее – Общества) крестьянских писателей (ВОКП), возглавлявшегося Г. Д. Деевым-Хомяковским. Это была организация более просветительская, чем творческая, продолжавшая традиции Суриковского кружка (то есть ориентацию на «самородков» и «самоучек»); крупных дарований в ее недрах не вызрело. Но уже в конце 1927 года – в связи с начавшимся наступлением на «старую» деревню – наметился пересмотр «крестьянской» платформы ВОКП: Дееву-Хомяковскому пришлось уйти. 1928 год – переломный в развитии «крестьянской» литературы. На пленуме Центрального Совета ВОКП, состоявшемся в мае 1928 года, говорилось, что «крестьянский писатель, осознавший себя в области идеологии до конца, должен становиться и неизбежно становится пролетарским писателем деревни». В июне 1929 года был созван I Всероссийский съезд крестьянских писателей, прошедший под лозунгами: 1. Очистить себя от негодного балласта и привлечь новые творческие силы, 2. Развернуть активную творческую борьбу против кулацкой идеологии в литературе, 3. Развить массовую работу среди творческого молодняка крестьянских писателей. С докладом «Крестьянская литература и генеральная линия партии» выступил на съезде А. В. Луначарский. «... Нам нужен особый крестьянский писатель, – говорил нарком просвещения, – идеологические устремления и политическая программа которого были бы пролетарскими». Луначарский подчеркивал, что «крестьянство расслоено, и его писатели так же. К одним мы относимся просто как к врагам...». Под «врагами»...
    3. Полякова С. В.: О внешнем и внутреннем портрете в поэзии Клюева
    Входимость: 1. Размер: 24кб.
    Часть текста: отчетливо эта образная «дикость» дает себя знать в стихотворении «Путешествие» (№233), где поэт рассказывает о странствии своей души по «далям тела». Путешествие «Я здесь, – ответило мне тело, –  Ладони, бедра, голова, –  Моей страны осиротелой  Материки и острова. И, парус солнечный завидя,  Возликовало Сердце – мыс:   «В моем лазоревом Мадриде  Цветут миндаль и кипарис». Аорты устьем красноводным  Плывет Владычная Ладья; Во мгле, по выступам бесплодным  Мерцают мхи да ягеля. Вот остров Печень. Небесами  Над ним раскинулся Крестец.  В долинах с желчными лугами  Отары пожранных овец. На деревах тетерки, куры, И души проса, пухлых реп. Там солнце – пуп, и воздух бурый К лучам бесчувственен и слеп. Но дальше путь, за круг полярный,  В края Желудка и Кишок,  Где полыхает ад угарный  Из огнедышащих молок. Где салотопни и толкуши,  Дубильни, свалки нечистот,  И населяет гребни суши  Крылатый, яростный народ. О, плотяные Печенеги,  Не ваш я гость! Плыви, ладья,  К материку любви и неги,  Чей берег ладан и кутья! Лобок – сжигающий Марокко,  Где под смоковницей фонтан  Мурлычет песенку востока  Про Магометов караван. Как звездотечностью пустыни  Везли семь солнц – пророка жен – От младшей Евы, в Месяц Скиний,  Род человеческий рожден. Здесь Зороастр, Христос и Брама  Вспахали ниву ярых уд,  И...
    4. Солнцева Н. М.: Странный Эрос. 2. Избранники. Медведь
    Входимость: 1. Размер: 11кб.
    Часть текста: об имени. М., СПб, 1998. С. 166.]. Однако клюевские мифологемы, относящиеся как к самому поэту, так и к его избранникам, помимо чувственности, выражают некую сентенцию, философему. Деррида обратил внимание на версию Гегеля о том, что в философском тексте миф означает философское бессилие и дидактическое, педагогическое всесилие. Однако в художественном тексте, как показывает поэтика Клюева, философские возможности мифа не бессильны. Миф стал чуть ли не главным элементом в композиции клюевских произведений. Неомифы и мифологемы играют в творчестве Клюева куда более значимую роль, чем архетипы. Хочется согласиться с С. Аверинцевым: «Архетипическое само по себе – не содержательная характеристика явлений, а только их отвлеченно-формальное структурирование» [Аверинцев С. Горизонт семьи. О некоторых константах традиционного русского сознания. Новый мир. 2000. № 2. С. 170.]. Аверинцев при этом апеллирует к самому Юнгу, к его предупреждению относительно амбивалентности всякого архетипа и его способности в определенной ситуации оборачиваться своей противоположностью. Очевидно, что мифологемы, которыми насыщены лирика и поэмы Клюева, выражают авторскую позицию. Одна из лейтмотивных мифологем в поэзии Клюева – медведь. Его образ достаточно многовариантен. Так, медведь – орнаментальный образ крестьянских жилищ: Топтыгин с козой – избяная резьба» («Запечных потемок чурается день...», между 1914и 1916). Он – принадлежность крестьянского мира, почти деревенский житель: «И, весь в паучьих волоконцах, / Топтыгин рявкнет под окном» («Чтоб медведь пришел к порогу...», между 1916и 1918). Однако эпатаж авторского мифа в том, что поэт ассоциировал себя с медведем, связывал свои поступки с этим образом, наконец, подчеркивал свою генетическую связь с ним. И в лирике, и в «Гагарьей...